Врач Елена Сергеевна/Решила говорить правду!

Врач Елена Сергеевна работала в районной поликлинике. Работала она там терапевтом и работала уже очень давно. Хуже всего, что Елена Сергеевна и жила в том же районе. Ее посетители, а в основном это были бабушки и дедушки, иногда встречали ее около подъезда со своими вопросиками и со всей своей болью. Елена Сергеевна была хорошим врачом и умела слушать, но и хороших людей можно достать — несмотря на клятвы, несмотря на социальную ответственность, несмотря на гуманизм и прочее. И вот, однажды, Елена Сергеевна решила говорить правду!

Надо сказать, что у Елены Сергеевны жизнь сложилась вполне хорошо. Муж работал на заводе, от станка до дирекции, сын начал свое дело, дочь вышла замуж. Ездили с супругом спокойно отдыхать в разные нормальные страны, в свои пятьдесят с лишним Елена Сергеевна училась водить машину и уже ездили по салонам, присматривали нечто с автоматом и красного цвета, нет проблем с жильем, нет проблем со временем. Все ровно. В поликлинике Елена Сергеевна работала больше по привычке. Давно уже туда пришла, никуда не рвалась, ездила повышать квалификацию, помогала молодым. Что же у ней сорвало вдруг башню? Да кто его знает. Может быть, потому что терапевта порой принимают за психотерапевта. Может быть, всему виной московская жара, слабенький кондиционер не спасал. Может быть, тому виной плохое настроение с утра — повздорили с мужем за завтраком из-за ерунды. Как говорится, может быть из-за недоеба. Двадцатилетним кажется, что в пятьдесят секс заканчивается. Пятидесятилетние знают, что это не так (совсем не так). Благо, здоровьем ни ее, ни мужа Бог не обделил.

Короче, Елена Сергеевна начала прием в некоей прострации. И первой к ней пришла одна очень поганая бабушка — из тех, у кого болит все и сразу. И вроде бы надо ей сказать, что в восемьдесят с нашей медициной и не получается иначе, но ведь нельзя. Надо разбираться. Карта бабушки была огромна, обширна, исковеркана почерками самых разных врачей. И вот болезная бабушка снова сидит перед Еленой Сергеевной и что-то рассказывает.

— …А ночью как начало поясницу колоть, я и компрессик прикладывала, и мазью мазала, и на другом боку пыталась спать, и таблеточки выпила — те, что ты мне прописала. И потом приснился мне сон, как будто прилетел большой кожаный воробей, а на меня муж — покойник хлеб прямо так и бросает. И птица, значит, садится на спину и давай когтями, клювом все драть, клевать — больно! Проснулась, а уж рассвет и поясница еще сильней болит. Вот и не знаю, что делать, Елена Сергеевна!

Помимо различных болей, бабушка еще была глуховата, хитровата и обладала даром везде пролезать без очереди. Врачи, когда видели ее в больнице, старались не высовываться. Пациенты рассказывали, что бабушка — гроза подъезда, ебет мозг по поводу и без, следит за машинами и, вообще, ведет себя как конченая ведьма. Елена Сергеевна улыбнулась и тихо сказала:

— Ну, тут все просто. Вы скоро сдохнете. И вариантов никаких нет. Вас бы в деревню отправить, чтобы вы хуячили с утра и до вечера, кормили там свиней да коров, жрать для старика своего готовили и для скотины, чтобы времени думать не было и беситься. А потом, как говорится, смерть бы вас окутала черным крылом и пиздец. Отнесли бы на погост, сказали добрые слова и все бы завидовали — до последних дней на ногах, за всеми ухаживала. А тут вас ваши соседи бы уже сейчас с удовольствием кремировали — прямо на лавке около подъезда, когда вы проклинаете всех, кто на машинах приезжает.

Бабушка сосредоточенно слушала, повернув большое ухо к Елене Сергеевне. Потом нерешительно кивнула:

— Да, вот и я говорю, всем надо на велосипеды пересесть. И по телевизору вот тоже говорят. На машинах то как они едут, и вонь одна, окно не откроешь! И ездят же все, даже вон соседский мальчонка, ему восемнадцать годков, а уже на огромной такой зверюге! И морда такая самодовольная, и не здоровается! Так я что думаю, может мне обследование пройти, насчет поясницы-то?

Елена Сергеевна задумчиво смотрела мимо бабушки в окно, сложив руки на груди.

— Я вот думаю, что в России это прямо напасть какая-то. И боюсь очень, неужели я тоже буду такая старуха. Неужели все забудется, дети бросят и пойду я покупать сумку с двумя колесами, и буду рассекать в метро, толкаться, задыхаться, пыхтеть, просить уступить место, злиться, пахнуть старческим потом, как на работу ходить в эту самую поликлинику. Вот к чему ты стремилась? Чего ты ждала от жизни? Чего ты ждешь от нас? Что мы тебя спасем за казенный счет? Или государство тебе что-то должно? Работала ты в магазине продавщицей всю жизнь, как говорят, муж твой был алкаш, сын сидит до сих пор — и что ты думала про свою жизнь? Почему даже сейчас пытаешься все это говно продолжать? И спокойно людям жить не даешь? На хуй ты мне свои сны про кожаных каких-то рассказываешь — я что, подруга твоя?

Бабушка довольно улыбнулась беззубым ртом.

— Ой, да какие там подруги! В подъезде втроем мы дружили, Люся, Женя и я. Мы же в магазине вместе работали, еще с советских времен — но тогда другие времена были. Вот, доченька, и говорят про меня, что склочная или еще какая, ты не слушай. Про магазины тоже много чего тогдашние говорят, но мы всех знали, нас все знали, вежливыми были, добрыми. Так и с мужем познакомилась, за прилавком — хороший был! Ну кто ж знал, что пить начнет. А пить ведь начал, когда сынка нашего первый раз за хулиганку забрали. И покатилось все, доченька. Тогда в первый раз поясницу и прострелило. Жизнь такая, ну что тут поделаешь — все у нас было, и любовь была, и достаток, а нет ничего, прах один. И одна я осталась век доживать — и не знаю, как доживать его.

У бабушки тряслись губы и сморщенные ее руки терзали грязноватый платок.

Елена Сергеевна смотрела в окно и молчала. Потом вытащила пару бланков и начала что-то писать. Бабушка наблюдала за ней. Наконец, терапевт протянула ей бумаги и громко сказала:

— Так, вот вам направление, идите в кабинет 45. Посмотрим, что там. А тут вот мои мобильный и домашний телефоны, будет еще что-то болеть, звоните сразу — если смогу, домой к вам зайду. Удачи и не болейте.

Бабушка говорила спасибо и засобиралась уходить. Елена Сергеевна думала о чем-то своем и рисовала на пустом бланке. За дверью шумела очередь.

Ваш Z