Книги / Дайджест 5

Дайджест будет коротким по списку книг, но наверное большим по объему текста.
Я не очень знаком с французскими авторами, навскидку назову Дюма, Жюля Верна, Гюго вот наверное и все. Это из тех, которых читал конечно же. Вы может читали поболее, но думаю даже вам незнаком будет Веркор.
Когда меня терзают муки выбора я перечитываю что-то из ранее прочитанного. Я вспоминаю небольшую отцовскую библиотеку дома, вспоминаю полки с книгами, я помню до сих пор где какие книги лежат и в каком порядке, помню их обложки. Поэтому я просто перебираю мысленно книги и «достаю» нужную. И вот недавно я вспомнил про Веркора, чудесная книга в твердом коричневом переплете.

В первый раз я прочитал лет в 13-14, и странно почему, я ведь тогда зачитывался научной фантастикой (да и сейчас тоже) и Веркор меня не должен был увлечь никоим образом, но как-то у меня не было чего почитать и я решил посмотреть, что там на самой верхней полке — я туда не дотягивался в силу малого роста, а отец туда закидывал самые «серьезные» книги. Да, я отличался невысоким ростом в юности. Не знаю как сейчас, но в те времена на уроке физкультуры весь класс выстраивался по росту — сначала мальчики, а потом девочки, так вот я всегда в ряду мальчиков был последним и следующая за мной первая девочка — Валя или Полина (в зависимости от того кто на этой неделе вырос на большее количество сантиметров), была выше меня головы на две, у них уже росли сиськи и они всегда на построении перед уроком отвешивали мне очень обидные подзатыльники, я пытался дотянуться и ответить, но не мог достать и они со смехом от меня отбивались. Впрочем это уже далеко в сторону. Так вот стул мне помог добраться до верхней полки. Веркор попался первым.

Веркор/Люди или животные

Я имею привычку взяв с полки книгу (дома, или в библиотеке, или в книжном магазине) открыть книгу и прочитать первые несколько страниц. По первой главе я безошибочно определяю будет мне интересно или нет, стоит читать или это будет зря потраченное время. Если бы не эти первые несколько страниц я наверное положил книгу обратно на полку и прочитал много позже, но…

Врач и инспектор с минуту стояли молча, тупо уставившись на Дуга, потом украдкой и с беспокойством переглянулись. Дуг не смог сдержать улыбки.
— Если вы, доктор, более внимательно осмотрите ребёнка, то, конечно, обнаружите явные отклонения от нормы.
Поколебавшись секунду, доктор решительным шагом подошёл к колыбельке, откинул с маленького тельца одеяло и развернул пелёнки.
— Damn! — только и смог произнести он, с яростью хватая чемодан и шляпу. Волнение врача передалось инспектору.
— В чем дело? — спросил он, быстро подходя к колыбельке.
— Это же не мальчик, — ответил врач. — Это же обезьяна.
— Вы в этом совершенно уверены? — как-то странно спросил Дуглас.
Фиггинс покраснел до корней волос.
— То есть как, уверен ли я? Господин инспектор, нас с вами самым глупейшим образом мистифицируют. Не знаю, как вы, но я… И, не закончив фразы, он решительно направился к выходу.
— Простите, доктор. Одну минутку! — проговорил Дуглас тоном, не допускающим возражений. И, вынув из письменного стола какую-то бумагу, он протянул её доктору. Это был бланк Королевского колледжа хирургии.
— Прочтите, пожалуйста. Не без колебаний доктор взял бумагу и надел очки.
«Я, нижеподписавшийся, Э.К.Вильямс, член Королевского колледжа хирургии, кавалер ордена Британской империи, доктор медицины, удостоверяю, что сегодня в 4 часа 30 минут утра принял физически нормального ребёнка мужского пола у самки человекообразной обезьяны, прозванной Дерри и принадлежащей к виду Paranthropus Erectus. 19 декабря 19… года в Сиднее в научных целях мною было произведено искусственное оплодотворение этой самки; своим появлением на свет новорождённый обязан Дугласу М.Темплмору».

Вот собственно и завязка, после такого начала я просто не мог оторваться. Роман очень хорош, очень. Читается взахлеб и заставляет крепко подумать. Часть романа написана в стиле судебного слушания, мне такое было внове и очень интересно. Рекомендую.

Веркор/Плот «Медузы»

Еще один стиль изложения, который ранее не был мне знаком — разговор с психологом. Все начинается с того, что к психологу обращается женщина и врач в поисках источника и причин её неврозов обращает свое внимание на её мужа — известного и знаменитого писателя. Вопрос за вопросом психолог вытаскивает из него те воспоминания, которые он уже давно забыл, больше того — насильно загнал в самые дальние уголки памяти, события которые не хотел помнить, но память это такая штука — потяни за уголочек и уже не сможешь остановить, хлынет все лавиной и погребет тебя с головой.
Он стал рассказывать и уже не смог остановиться. Исповедь. Нет, это была обвинительная речь самому себе.
Роман о страхе и смелости, о смелости из страха, и смелости мелкой, но «шумной» и смелости настоящей, которая все время пряталась казалось бы за трусостью.

— С какой стати им было быть строгими? Такой хороший ученик. Может, в этом-то и крылась причина: я не в силах был их разочаровать. До сих пор помню, каким кошмаром стала для меня первая пятерка. А ведь это, в общем, была вполне приличная средняя отметка. Я как сейчас вижу эту жирную пятерку, синими чернилами вписанную в мой дневник. Принести эту постыдную отметку отцу было просто выше моих сил. Понимаете? Выше сил. Я ее стер и вместо нее поставил девятку. Потом, сдавая дневник учителю, я вынужден был снова стереть девятку и восстановить пятерку. Потом я снова восстановил девятку, но протер бумагу до дыр. Что было делать? Пришлось вырвать страницу. А потом не оставалось ничего другого, как подделать подписи отца и директора. В дальнейшем шестерок, пятерок и даже четверок и троек стало гораздо больше, я счищал и подделывал отметки, и это превратилось в пытку, которую вам нетрудно вообразить.
— Представьте, трудно. Я не понимаю, почему вы не перестали этим заниматься. Особенно после того, как вас уличили.
— Я пытался. Бывало, иду я по Люксембургскому саду, сгибаясь под тяжестью ранца, в котором лежит дневник, оскверненный какой-нибудь необъяснимой четверкой, пятеркой или четырнадцатым местом. Бреду к дому, приняв стоическое решение больше не лгать, показать родителям мой опозоренный дневник в его истинном виде, мужественно снести их разочарование, холодное, неласковое выражение их лиц. Но по мере приближения к дому ноги у меня становятся ватными, на сердце ложится огромная тяжесть, и я начинаю бесцельно слоняться по аллеям. Я вел сам с собой изнурительную борьбу и неизменно ее проигрывал. Спрятавшись за каким-нибудь высоким стволом в английском саду, я вынимал дневник и подчищал отметку. Только после этого я отваживался приблизиться к дому, подняться по лестнице и позвонить в дверь.

И да, вы вообще понимаете, что значило раньше читать книги и не иметь безграничного доступа, как сейчас, к знаниям всего человечества? Вы вообще понимаете каково это когда тебе 14 лет, на дворе 94-ый год и интернетом даже близко не пахнет, а в книге тебе попадается слово «конформист» и ты даже примерного представления не имеешь что бы это могло значить. И узнать негде. Бедная моя учительница по литературе:)
А «коллаборационисты»? Кто это такие? Что они делали и с чем их едят? Учителю по истории пришлось далеко в сторону уйти, чтобы рассказать мне о французском сопротивлении, о правительстве Виши, о «странной войне». И ведь действительно, про Францию и участие во второй мировой войне на уроках истории у нас рассказывали мало, практически ничего. Да и вообще о участии других стран мало рассказывали. Например про грандиозные битвы в Океании обошлись двумя абзацами про Пёрл-Харбор. Боевые действия в Северной Африке вообще не затрагивали, ограничившись: «союзники высадились в Сицилии». Поэтому все это приходилось выискивать самому в библиотеке. Когда прочитал «Уик-Энд на берегу океана», то и Дюнкерк долго не давал покоя. Это сейчас про эвакуацию из Дюнкерка можно найти все и еще чуть сверху, а тогда приходилось изрядно попотеть:)

Веркор, Коронель/Квота или «Сторонники изобилия»

Ну и наконец великолепная сатира. Это изумительное произведение. Недавно перечитал с неописуемым наслаждением. На секундочку — сюжет и фабула были набросаны авторами в 1939 году. Понимали ли они насколько метко и точно они попадут в наше будущее? В будущее, в котором общество потребителей, зачатки которого они тогда жесточайще высмеяли, воцарится на всей земле.
Когда в первый раз прочитал я был совсем еще юн и не мог по настоящему оценить этот злой сарказм, многие нотки этой концентрированной сатиры прошли мимо меня, но теперь…

— Итак, первый универсальный постоянный фактор — рефлексы. Теперь обратимся ко второму. Когда вы, сеньоры, и вы, сеньорита, прогуливаетесь по улицам и смотрите на витрины магазинов, зачем вы разглядываете выставленный в них товар?
— Очевидно, чтобы посмотреть, нет ли там того, что мне нужно, -немного подумав, ответил Бретт.
— Единица, — сказал Квота.
— Чтобы рассмотреть качество товара, — почти одновременно с Бреттом сказал Каписта,
— Единица, — бросил Квота сухо, как истый преподаватель. — А вы, сеньорита Флоранс?
— Посмотреть, нет ли там какой-нибудь вещи, которая мне понравится, -не колеблясь, ответила Флоранс.
— Браво! — одобрил Квота. — Пятерка с плюсом. Какой-нибудь вещи, которая вызвала бы у вас желание приобрести ее, — уточнил он, выделив голосом последние слова, и, снова поправив манжеты, продолжал:
— Ибо, сеньоры, страсть к приобретению, обладанию, страсть, которая передается и усиливается из поколения в поколение в течение тысячелетий, -чисто абстрактная потребность, предвещающая, дорогой мой Бретт, сам объект, — так потребность любить возникает до самой любви. Женщина, которую вы потом встретите и полюбите, — лишь объект, на который изливается эта страсть. Вещь, которую вы увидите в витрине и которая вам понравится, -тоже лишь объект. Первый — для постели, второй — для приобретения. В том числе и крошкособиратель. Если вы можете обладать женщиной, но не обладаете — вы подавляете свое желание. Если вы можете приобрести вещь и не приобретаете ее — вы подавляете свое желание. Похоже, что одна из самых устойчивых маний человека — это прежде всего подавлять свои желания. Не скрою, Фрейд заметил это еще до меня. Скажите, дорогой мой Бретт, чем иначе объяснить поведение той тысячи любопытных, — в голосе Квоты внезапно прозвучали настойчивые нотки, — которые в отличие от остальных прохожих изо дня в день останавливаются у ваших витрин? Только более или менее определившимся желанием приобрести холодильник. Но почему, если им этого хочется, девяносто девять процентов, судя по вашей же статистике, уходят, подавив свои желания? Утверждаю, бедный мой Каписта, что объяснение здесь может быть только одно — вы не сумели их удержать. Больше того, вы не помогли им решиться на покупку. Так вот я считаю, что помочь им принять решение — дело наше, и только наше, дорогой Бретт. Мы должны заставить их сделать это немедленно. Немедленно и каждого! И тот жалкий один процент, который решается на покупку самостоятельно, и прочие девяносто девять процентов, которые по той или иной причине подавляют в себе желание и уходят! Вы меня поняли? Всех! Бедных, богатых, за наличные, в кредит, но только всех без исключения! Каким образом? Не давая им подавить свое желание! Извлекать его из них, как извлекают акушерскими щипцами ребенка. Как извлекают улитку из скорлупы. Каким способом? Помогая им освободиться от сомнений, — Квота, ткнув пальцем в жилет Каписты, заставил его нагнуть голову и тут же поднял ее, — пустив в ход психологические рефлексы.
…
— Всем? — переспросил Бретт, еще не отдышавшись. — Всем, без исключения? Не упустив ни одного?
— Разве у свиньи, которую привели на чикагскую бойню, есть хоть один шанс выбраться оттуда живой и невредимой? — спокойно спросил Квота.
…
— Скребница для почесывания труднодосягаемых мест с головкой самонаведения и распылителем порошка, вызывающего зуд, — объяснил Квота и кинул щепотку порошка за воротник Флоранс. — Много совпадающих психоанализов.
От возмущения и зуда у Флоранс на минуту перехватило дыхание.
— Ой! — крикнула она наконец. — Это отвратительно! Ой! Дайте скорее мне эту штуку!
Она схватила ручку-скребницу и принялась ожесточенно чесать себе лопатки, спину, поясницу, сердясь и наслаждаясь одновременно.
— Прекрасное изобретение, не правда ли? — осведомился Квота.
— Вы лучше скажите… ой… что это просто… не могу… ой… омерзительная шутка, — проговорила Флоранс, продолжая, однако, с наслаждением чесаться. — Только не уверяйте меня… Ай! Ой!.. что вы говорите серьезно.
— А почему бы и нет? — живо возразил Квота. — А если я вам предложу чихательный порошок, это, по-вашему, тоже будет злая шутка? А ведь потребность нюхать табак твердо держала в своих тисках наших прадедов и прабабок в течение трех веков, если не больше. Пари держу, что изысканный зуд, если его по-настоящему широко разрекламировать и найти для него подходящий лозунг, может продержаться не менее долго. «В чем ангельское наслажденье? Где чешется — чесать, в том нет сомненья!» Посмотрите на себя, Флоранс, вы взбешены, но в то же время помимо воли вы уже попали в рабство, вы наслаждаетесь последними вспышками упоительного зуда…

Но авторы даже в самых свободных и неограниченных фантазиях на эту тему не могли спрогнозировать то, что произойдет. Рабы вещей. С детства. С пеленок. Формировать и прошивать сознание человека телевидением, интернетом, газетами, журналами и прочим так чтобы у человека в голове было только одно — я должен зарабатывать чтобы покупать. Одежда, обувь, техника, машины, квартиры, дома, яхты, пароходы…все и без меры, безостановочно. Каждый день. Только ради этого и жить.
Все. Финиш. Приехали.

Всегда, Pixel.